Запор при опухоли головного мозга

— Заворотнюк, Фриске, Хворостовский — вы согласны с тем, что болезни знаменитостей так или иначе заставляют людей задумываться о своем здоровье и способствует осведомленности, в первую очередь об онкозаболеваниях?

— К сожалению, в публикациях об этом обычно не даются никакие подробности. Не указывается конкретный диагноз, речь идет просто о том, что есть что-то очень большое и страшное, оно поражает всех и никого не щадит. Вот такое создается впечатление. Чтобы люди задумались о здоровье, нужны более детальные публикации, разъясняющие симптоматику и виды болезни. Это было бы более эффективно.

— Можно ли назвать факторы риска, специфичные именно для рака мозга?
— Абсолютно специфичных нет, как и для любой опухоли. Это спорадические заболевания.

Существуют генные предикторы ряда опухолей, в том числе и опухолей мозга, но сами по себе они не являются безусловной причиной развития онкопроцесса. Для этого требуется совокупность каких-то условий, а эта совокупность по-прежнему остается неизученной.

— В связи со случаем Заворотнюк и других знаменитостей многие ищут причину рака в ЭКО, омоложении стволовыми клетками. Может ли что-то из этого способствовать развитию рака? Или другие медицинские процедуры? Например вещества, присутствующие в быту, на производстве.

— Существуют абсолютные канцерогены или тератогены — вещества, в том числе некоторые лекарства, которые сегодня уже доказали свои вредные качества. Опять же: речь идет о незначительном статистическом повышении заболеваемости у людей, которые, в числе прочих условий своей жизни принимали, допустим, какие-то лекарственные препараты. При этом проводить абсолютную прямую связь в такой ситуации совершенно невозможно. Все это искусственные притяжки.

Самый известный пример, который у всех на слуху — сотовые телефоны. По поводу вреда излучения от них 15 лет назад поднялась шумиха, почти паника. Но причинно-следственную связь найти так и не удалось. Теория была прекрасная, но выяснилось, что это не так. Точно так же это можно применить и к другим связкам.

Но, тем не менее, если мы знаем, что то или иное вещество или даже продукт питания обладает канцерогенным эффектом, разумеется, лучше его избегать.

— Как беременность влияет на риск опухоли?

— Теоретически, во время беременности иммунитет не то чтобы падает, но ведет себя по-другому. И — опять же, теоретически, — беременность является для женщин в какой-то мере благоприятным фоном для некоторых болезней. На практике же беременеет огромное количество женщин —

у большинства женщин, живущих на Земле, и не то что опухоли, а даже простуды у них бывают редко.

Опухоли мозга у беременных женщин — абсолютная редкость. В России такими случаями занимается только одно лечебное учреждение — Онкологический институт имени П. А. Ге́рцена. Там специально отслеживают не только тех, кто заболел во время беременности, но и тех, кто раньше получал противоопухолевую терапию, и у кого развилась беременность на фоне лечения онкозаболевания или на фоне уже вылеченной опухоли. Количество таких людей невысоко.

— Каковы основные симптомы, говорящие о раке мозга? Самые первые звоночки, на которые стоит обратить внимание.

— Это очень сложный вопрос. Специфических симптомов не существует. Они все равно повторяют симптомы каких-то других патологических состояний. Например, головная боль. Если сейчас сказать, что головная боль — это один из симптомов опухоли головного мозга — это все равно, что кинуть дымовую шашку в толпу, гуляющую на Дне города. Поднимется паника. И, главное, в ранней диагностике это ничего не даст — этот симптом и так у большинства людей на слуху, а гипердиагностики хватает и без нас.

Но любые новые симптомы, которые носят стойкий и нарастающий характер в течение по крайней мере нескольких недель могут настораживать и говорить об опухолевых процессах. Тогда действительно следует проводить более углубленную диагностику.

— Как часто люди обращаются за помощью тогда, когда спасти жизнь уже невозможно?

— Последнее время — реже. В основном это люди, которые, имея выраженный и прогрессирующий симптомокомплекс, все равно не шли к врачам. К великому сожалению, очень часто первые симптомы наступают тогда, когда опухоль достигает значительных размеров, куда-то прорастает и иногда становится неоперабельной. Нельзя говорить, что люди обратились слишком поздно — они пришли, когда появились симптомы.

Сейчас, наоборот, очень много случаев перестраховочной диагностики, когда делают снимки, ничего не находят, но обнаруживают какие-то особенности и не могут разобраться, что это такое. И нам приходится консультировать, даже если мы знаем, что это не опухолевый процесс, а какие-то врожденные особенности или последствия перенесенных заболеваний. Чаще это характерно для легких, но и в головном мозге порой тоже можно найти что-то клинически абсолютно не значимое, но выявленное на фоне переживаний, связанных, в том числе, с массовым распространением информации о том, что даже звезды, оказывается, чем-то болеют.

— Как повысить процент своевременного выявления опухолей мозга?

— Этот вопрос в мире был поставлен уже давно и на него пока только один ответ — профилактическая скрининг-диагностика. Сейчас в основном идет поиск каких-то генетических, молекулярных маркеров, чтобы меньшими затратами и средств, и времени, и эмоций пациента получить информацию о том, к чему он предрасположен. Но пока еще все эти исследования, к сожалению, находятся, в лучшем случае, в стадии развития. Хотя даже в России утверждена программа по внедрению опухолевых маркеров в скрининг-диагностику.

Если мы говорим про МРТ — давайте посчитаем. В Москве 15 млн жителей, из которых, допустим, 14 млн в состоянии пожаловаться на головную боль. МРТ головы занимает в лучшем случае 40 минут. Даже если томограф будет работать круглосуточно, получится обслужить около 30 человек.

Сколько же нужно поставить томографов в Москве, чтобы пропустить такой поток? У нас тогда жилых домов не останется.

При этом МРТ — это единственный метод, который позволяет точно говорить о наличии процесса или его отсутствии. Все остальное — это предварительная диагностика. Хотя даже на МРТ на самых ранних стадиях опухолевый процесс может быть не заметен, но это большая редкость.

— То есть, если нет подозрительных устойчивых симптомов — переживать и бежать проверяться не стоит?

— Конечно, нет. В любом случае, болезни, особенно такие, себя проявят. Достаточно часто опухоли проявляют себя на ранних стадиях своего развития. Это не только головные боли, но и другие неврологические симптомы — судороги, парезы, параличи. И человек успевает обратиться за диагностикой и лечением, особенно учитывая современные возможности.

— Зависит ли частота рака и излечиваемость от возраста пациента?

— Современная диагностика показала, что у онкобольных детей опухоли мозга распространены значительно больше, чем у онкобольных взрослых. Но в абсолютном измерении детей заболевает намного меньше, чем взрослых. В целом, появление подобного рода образований свойственно любой группе. Есть некоторые частотные колебания, но каких-то пиковых значений нет.

— Если опухоль уже не операбельна, на какое время можно замедлить ее рост? Можно ли в это время сохранить трудоспособность?

— Все зависит от того, какая опухоль, насколько она чувствительна к лечению и насколько правильно оно подобрано. Многие пациенты у нас живут много лет с неоперабельными опухолевыми процессами, как доброкачественными, так и злокачественными.

В результате лечения процесс «консервируется» на очень длительный период времени. Трудоспособность пациентов сохраняется.

— Когда развивается отек мозга — это конец? Или еще возможно улучшение?

— Если абстрагироваться от случая Заворотнюк — через состояние отека мозга на тех или иных этапах диагностики или лечения проходит достаточно большое количество пациентов, страдающих опухолями головного мозга. И это состояние является обратимым. Все зависит от того, что там конкретно происходит, за счет чего развился отек и есть ли какая-то лечебная перспектива.

Если она есть, то одновременно с лечением опухоли уходят и ее осложнения, в том числе отек.

— Какие методы, кроме оперативных, достаточно эффективны? Применяется ли в России иммуннотерапия и прочие передовые методики?

— Лучевая терапия, лекарственная терапия. Химотерапия подавляет клеточный рост цитостатическими препаратами, которые разрушают живые, делящиеся клетки. Применяется иммунотерапия, таргетная терапия, иммунно-таргетная терапия. В России они используются очень широко, причем внедрение проходило достаточно бурно, где-то в 2010-х годах, и на сегодняшний день таргетные препараты используются с той же распространенностью, что и в любой стране мира.

— Насколько реально вылечить опухоль мозга по ОМС? Ведь в таком случае бывают задержки с анализами, очередями на процедуры и тд.

— Абсолютно реально. Если мы будем говорить о безобразиях, это одна сторона. Но вылечить однозначно можно, и таких случаев много, потому что сейчас подавляющее большинство людей лечатся по ОМС. И количество выздоровлений у нас не уменьшилось, наоборот, оно растет. С другой стороны, жизнь вносит свои корректировки, у нас продолжается реформа здравоохранения, иногда возникают нестыковки между стандартами ОМС и терминологией, которую используют врачи, что приводит к задержкам в своевременности лечения.

То же самое касается закупок лекарственных препаратов, импортозамещения опять же. Импортозамещение для таргетных препаратов совершенно оправдано. Сегодня применяются лекарства, производимые в России, они ничуть не хуже импортных – это вам подтвердит любой онколог, если он будет объективен. Есть разработки новых препаратов, а есть реплики, то есть дженерики уже известных препаратов. Вообще, в мире, не только у нас в стране, не считается зазорным покупать лекарства более низкой стоимости, произведенные не первичным производителем. Эти препараты, как правило, поставляются по каналам ОМС, то же самое касается лучевой терапии — у нас сегодня достаточно много хорошо оснащенных лучевых центров. В том числе коммерческих, которые работают по ОМС.

А как угадать с лечением, как сложится судьба пациента – хорошо или не очень, — я такого инструмента не знаю.

Я даже не могу сказать, что в этом городе все абсолютно безобразно, а в другом все очень хорошо.

— С 2020 года Минздрав вводит в перечень высокотехнологичной медицинской помощи, не включенной в базовую программу ОМС, протонную терапию, причем средний норматив за единицу объема такой медпомощи составляет 2,5 млн рублей. Критики говорят, что радиотерапия не менее эффективна но менее затратна. Вы согласны?

— Основной козырь протонной терапии на сегодняшний день состоит в том, что протон – это тяжелая частица, и мы можем проводить облучение протонами, лучше предсказывая их путь разгона и торможения в разных средах. То есть протоны точнее достигают мишеней, не выходят за ее пределы, и потому след облучения не несут в окружающие ткани. Так говорит теория. Что касается практики, то она пока еще недостаточна, чтобы делать глобальные выводы. У нас весь этот бум начался тогда, к этому подключились наши госкорпорации, и все это стало доступно внутри страны.

В других странах, где протонное облучение применяется довольно давно, нет какого-то ажиотажа с привлечением большого числа пациентов от обычного облучения к протонному. Протонное облучение пока предлагается в случаях, когда есть маленькая и очень четко очерченная мишень. Ведь, если это диффузно растущая опухоль мозга, которая не имеет четких границ, а если и имеет, то мы никогда об этом не узнаем ни по МРТ, ни во время операции, то, облучая только часть опухолевого процесса, без минимального запаса здоровых тканей, мы придем к быстрому продолжению роста опухоли по периферии, то есть необлученной части.

Такое лечение сложно назвать полезным, скорее вредным. Там, где процесс слишком распространенный, множественный, или не имеет четких границ даже при малом размере, на сегодняшний день применение протонной терапии совсем не оправдалось.

Но ведется поиск оптимизации этого метода, к этому привлечены довольно большие инвестиции, ведется постоянная пытливая работа по расширению этой методики. И пока ответов гораздо меньше, чем вопросов.

Мое мнение таково, что пока протонное облучение широкого применения в практической онкологии не нашло.

— Сколько в России нейроонкологических центров и куда бежать человеку в провинции с подозрением или для диагностики?

— Нейроонкологических центров в России практически нет, пожалуй, единственный — это Центр нейрохирургии имени Н. Н. Бурденко, потому что там занимаются лечением сугубо центральной нервной системы. Остальные центры все-таки комплексные, даже если они онкологические и имеют отделение нейроонкологии. Крупных центров не много, что касается глухой провинции, то у нас выстроены определенные горизонтали и вертикали в медицине, и согласно сегодняшним приказам люди должны сначала обратиться к онкологу. Хотя сейчас по-прежнему, если выявляется что-то в голове, люди идут просто к нейрохирургу, и в этой ситуации нейрохирург должен быть осведомлен, что пациента с опухолью требуется передать онкологу для дальнейшего ведения.

Независимо от того, какая это опухоль – доброкачественная, злокачественная, истинная, ложная. И сейчас все больше людей, которые приходят к нейрохирургу от онколога.

У таких пациентов шансов на правильное лечение больше.

— Но есть же места, где, кроме фельдшерского пункта ничего и нет…
— В таких ситуациях фельдшерский пункт направляет в центральную районную больницу. Да, это удлиняет время, но по крайней мере нет такого, что дальше уездного лекаря никуда не поедешь и ты обречен на смерть.

— С какими наиболее распространенными мифами о раке мозга вы сталкиваетесь?
— Самое распространенное – когда опухоль называют словом рак. Потому что рак – это отдельный вид опухоли. Это не общее название всех злокачественных опухолей, а конкретный тип. Есть другие наименования, например, саркома, которые также на слуху. В головном мозге рак не встречается, там опухоль носит другие названия и псевдотермин «рак» используется для простоты.

Что не совсем верно, поскольку, если у человека выявлена доброкачественная опухоль мозга, например, менингиома,

то ее какие-нибудь соседи по лестничной клетке тоже назовут словом рак.

Во-первых, это создаст совершенно неправильное отношение к человеку, и у самого человека тоже, что бы ему ни объясняли врачи. Он все равно услышит только половину, поймет не все правильно, и слово рак для него будет доминантой. Мы постоянно с этим сталкиваемся, и очень сложно что-то разъяснять.

«Рак мозга» – это как «скоротечная чахотка» в XIX веке, когда человек чем-то сильно заболел и быстро умер. Как правило, в медицинской среде речь шла о туберкулезе. Но в народе под скоротечной чахоткой понимали все, что угодно, иногда острую пневмонию.

Есть стойкие и живучие мифы – что опухоль мозга это всегда наследственное или даже врожденное. На самом деле существует лишь одна врожденная опухоль мозга – она называется краниофарингиома и она считается пороком развития. Она совершенно точно врожденная, и проявиться может в совершенно любом возрасте, а может не проявиться вообще. Были случаи, когда ее находили, например, у сбитых машиной очень пожилых людей. И любой такой случай порождает такие кривые толкования о том, что опухоль мозга врожденная, только проявляется в различные периоды жизни. Но эти мифы не носят массовый характер.

Есть миф, что, если опухоль мозга не операбельна, то она неизлечима.

Это распространенное заблуждение, так как не все знают, что любая опухоль мозга не может быть удалена радикально, в онкологическом понимании этого термина – то есть вместе с органом или большим количеством окружающей ткани. В головном мозге такие операции просто невыполнимы, поэтому основной расчет делается на лучевую терапию. И, как показывает практика, этот расчет себя оправдывает – остатки опухоли исчезают.