У скряги прочные запоры
рТПЦЙЧ ХЦЕ РПЮФЙ РПМЧЕЛБ,
ФШНХ РЕТЕРТПВПЧБЧ ТБВПФ,
С ХВЕЦДЕО, ЮФП ЮЕМПЧЕЛБ
ДПУФПЙО МЙЫШ МАВПЧОЩК РПФ.
ъБ ФП МАВМА С ТБЪЗЙМШДСЕЧ,
ВМБЦЕООЩИ ДХИПН, ЛБЛ ФАМЕОШ,
ЮФП ОЕФ НЕЦ ОЙНЙ ОЕЗПДСЕЧ
Й ДЕМБФШ РБЛПУФЙ ЙН МЕОШ.
мЙЫШ РЕТЕД УНЕТФША ЮЕМПЧЕЛ
УППВТБЦБЕФ, ЛПОЮЙЧ РХФШ,
ЮФП УМЙЫЛПН ЛПТПФПЛ ОБЫ ЧЕЛ,
ЮФПВЩ УРЕЫЙФШ ЛХДБ-ОЙВХДШ.
ъБРЕФЩНЙ Ч АОПУФЙ РЕУОСНЙ,
ДТХЗЙЕ ОЕ УМЩЫБ ОЙЛБЛ,
ЦЙЧЕФ ДП УЛПОЮБОЙС РЕОУЙЙ
УЮБУФМЙЧЩК Й ВПДТЩК НХДБЛ.
рПУЛПМШЛХ ЦЙЪОШ, ЧЕТЫБ РПМЕФ,
ЮХФШ ЧПУРБТЙЧ, — ПРСФШ Ч ОБЧПЪЕ,
ЧУЕТШЕЪ ТБЪХНЕО ФПМШЛП ФПФ,
ЛФП ОЕ ЙЪВЩФПЮОП УЕТШЕЪЕО.
чЕУШНБ РТЙЮХДМЙЧ НЙТ Ч ЛПОФПТБИ
ПФ ДЕЧСФЙ Й ДП ЫЕУФЙ;
ВЩЧБАФ ЦПРЩ, ЙЪ ЛПФПТЩИ
Й ОПЗЙ ВТЕЪЗХАФ ТБУФЙ.
х УЛТСЗЙ РТПЮОЩЕ ЪБРПТЩ,
Х УЛТСЗЙ ФЕНОПЕ ПЛОП,
Х УЛТСЗЙ ЧЕЮОЩЕ ЪБРПТЩ —
ПО ЦБДЕО ДБЦЕ ОБ ЗБЧОП.
чТЕНС ОБЫЕ ВХДЕФ ЪОБНЕОЙФП
ФЕН, ЮФП УПФЧПТЙМП УФТБИБ ТБДЙ
ОПЧЩК ЧБТЙБОФ ЗЕТНБЖТПДЙФБ:
РМПФША — НХЦЙЛЙ, Б ДХИПН — ВМСДЙ.
вМБЦЕО, ЛФП ЙУЛТЕООЕ ОЕ УМЩЫЙФ
УЧПЕК ДХЫЙ УНСФЕООЩК УФПО:
ЙУРПМОЕО УЙМ Й УЮБУФМЙЧ ПО,
У ЗПДБНЙ РБДБС ЧУЕ ЧЩЫЕ.
оЕ УФБОХ ЧТБЗХ С ЦЕМБФШ РП ЧТБЦДЕ
ОПЮЕК РПД ФАТЕНОЩН ЪБНЛПН,
ОП РХУФШ ПО РПИПДЙФ РП НБМПК ОХЦДЕ
ФП ХЛУХУПН, ФП ЛЙРСФЛПН.
ч ЛТПЧБФЙ, ИБФЕ Й ИБМБФЕ
РПЛПК ОБИПДЙФ ПВЩЧБФЕМШ.
б ЛФП ТПНБОФЙЛ, ФПФ УОХЕФ
Й Ч ЫЕУФЕТЕОЛЙ ИЕТ УХЕФ.
ч ЙУЛХЫЕОЙСИ ЧУСЛЙИ Й ТБЪОЩИ
ДХИ Й РМПФШ ХУНЙТСФШ ОЙ Л ЮЕНХ;
ОЙЮЕЗП ОЕФ УФТБЫОЕК ДМС УПВМБЪОБ,
ЮЕН ОЕНЕДМС РПДДБФШУС ЕНХ.
у ФЙИПК ЗТХУФША ИХДПЦОЙЛ ТПРЭЕФ,
ЮФП РТЙ ФПЮОП ФБЛПН ЦЕ ИБТЮЕ
Х ЛПММЕЗЙ ОЕ ФПМШЛП ФПМЭЕ,
ОП ЕЭЕ Й ЗПТБЪДП СТЮЕ.
ч ЛПОФПТБИ УМХЦБФ УПФОЙ ДХТ,
ВТБОСЭЙИ ДПН, РМЙФХ Й ФТСРЛХ;
Х ФЕИ, ЛФП УМХЦЙФ ЮЕТЕУЮХТ,
РЕТЕТБУФБЕФ НБФЛБ — Ч РБРЛХ.
оЕ УХКУС ЪБРЕЧБМПК Й ЗПТОЙУФПН,
ОП У ВПДТПУФША Й УМЕДХК Й ЧЕДЙ;
НХЦЮЙОБ ВЩФШ ПВСЪБО ПРФЙНЙУФПН,
ЧУЕ МХЮЫЕЕ ЙНЕС ЧРЕТЕДЙ.
с ОБ ЛБТШЕТХ, ВЩФ Й ЧЕЭЙ
ОЕ ФТБФЙМ НЩУМЕК Й ФТХДПЧ,
С ПЮЕОШ ВБВ МАВЙМ Й ЦЕОЭЙО,
Б ФБЛЦЕ ДЕЧХЫЕЛ Й ЧДПЧ.
еУФШ УФТБУФЙ, ЛПЙН Ч ЧПУИЧБМЕОЙЕ
ОЙЮФП ОЙЗДЕ ОЙЛЕН ОЕ УЛБЪБОП;
С УМБЧМА МЕОШ — РТЕПДПМЕОЙЕ
ЛПТЩУФЙ, УПЧЕУФЙ Й ТБЪХНБ.
оБЫ ЧЕЛ МЕЗЛП РМПДЙФ УХВЯЕЛФБ
У ИПМПДОПК ЪЗПК Ч ПЮБИ РПТПЮОЩИ,
У НЕЫЛПН ЗБЧОБ Й ЙОФЕММЕЛФБ
ОБ ДЧХИ ЛПОЕЮОПУФСИ ОЕРТПЮОЩИ.
уОЕЗПН РПТПЫЙФ НПС ХУФБМПУФШ,
ЦЙЪОШ ХЦЕ ОЕ ЛОЙЗБ, Б УФТБОЙГБ,
Ч УЕТДГЕ — ОБТБУФБАЭБС ЦБМПУФШ
Л ФЕН, ЛФП НЕМШФЕЫЙФ Й УХЕФЙФУС.
ч УПЧЕФБИ ОЕФХ ВМБЗПДБФЙ
Й ВПМШЫЕК ЮБУФША РПМШЪЩ ОЕФ,
Й ЮЕН ДХТБЛ НХДБЛПЧБФЕК,
ФЕН ПО ПВЙМШОЕК ОБ УПЧЕФ.
чМБДЩЛПК НЙТБ УФБОЕФ ФТХД,
ЛПЗДБ ЧЙОП РПМШЕФ ЙЪ РХЫЕЛ,
Й ТБЪПН Ч ДЕЧУФЧЕООПУФШ ЧРБДХФ
РСФОБДГБФШ ФЩУСЮ РПФБУЛХЫЕЛ.
фЩ ЧЕЮОП ЧУФТЕЧПЦЕО, Ч РПФХ, ЮФП Ч УПЛХ,
ФПТПРЙЫШУС ФБЛ, УМПЧОП УНЕТФШ ХЦЕ ТСДПН;
ФЩ, ЧЙДОП, ЪБЮБФ ВЩМ ОБ РПМОПН УЛБЛХ
ЛБЛЙН-ФП МЕФСЭЙН Ч ОПЮЙ ЛПОПЛТБДПН.
рП ЧЕФЧСН! л ВБОБОБН! зДЕ ХУРЕИ!
й РТЕУФЙЦ! еЭЕ ПДЙО РТЩЦПЛ!
уПФОЙ ПВЕЪШСО УФТЕНСФУС ЧЧЕТИ,
Й ХЦБУЕО ЧЙД ЙИ ЗПМЩИ ЦПР.
с ХЧБЦБА МЕОШ ЪБ ФП, ЮФП
Ч ЕЕ ВЕЪДЕКУФЧЕООПК ФЙЫЙ
ЦЙЧХА НЩУМШ РЙФБЕФ РПЮЧБ
НПЕК ОЕУХЕФОПК ДХЫЙ.
уЛБЪБЧЫЙ, ОЕ УПМЗБЧ Й ОЕ РПИЧБУФБЧ,
ЮФП УФТБИХ С ОЕ УМЙЫЛПН РПДДБАУШ,
ОЕ УЛТПА, ЮФП ВПАУШ ЬОФХЪЙБУФПЧ
Й ПЮЕОШ БЛФЙЧЙУФПЧ С ВПАУШ.
юФПВЩ ЧДПЧПМШ ТБДПУФЙ ПФЧЕДБФШ
Й РП ЦЙЪОЙ ЧПМШОП ЛПЮЕЧБФШ,
ОБДП ТБОП ХФТПН РППВЕДБФШ
Й Л ЪБЛБФХ РЕТЕОПЮЕЧБФШ.
х ФЕИ, Ч ЛПН ХОЩМПЕ УЕТДГЕ,
Й НЩУМЙ ФПУЛПА НПТЕОЩЕ,
Б ЕУМЙ РПДТПВОЕК ЧУНПФТЕФШУС,
Х ВЕДОЩИ Й СКГБ — ЧБТЕОЩЕ.
ьФПФ ФЙР — ОБЮБМШОЙЛ, ЧЕТПСФОП:
ЕУМЙ ПО ТБУФЕТСО, ПЗПТПЫЕО,
ЕУМЙ ЧЕФЕТ ДХЕФ ОЕРПОСФОП —
ПО РПФЕЕФ ЮЕН-ФП ОЕИПТПЫЙН.
хЦЕ У ХФТБ, ЕЭЕ Ч ЛТПЧБФЙ,
С ЗПЧПТА ОЕУЮЕФОЩК ТБЪ,
ЮФП ЧУЕИ ОБ УЧЕФЕ ЧЙОПЧБФЕК —
зПУРПДШ, ОБ ФТХД ПВТЕЛЫЙК ОБУ.
тБУЮЕФМЙЧ ФЩ, РТЕДХУНПФТЙФЕМЕО,
ДХЫЕ ОЕЧЕДПНЩ ЗТЙНБУЩ,
ФЩ ОЕ ДЙФС ЦЙЧЩИ ТПДЙФЕМЕК,
Б ЛПНРМЕЛУ ЛПНРБУБ Й ЛБУУЩ.
юХЦДБСУШ Й РЙТПЧ, Й ЦЕОУЛЙИ УРБМЕО,
Й ВЩФБ У ЕЗП НХУПТОЩНЙ УЧБМЛБНЙ,
ОБУФПМШЛП УФБМ УФЕТЙМШОП ЙДЕБМЕО,
ЮФП ДБЦЕ РП ОХЦДЕ ИПДЙМ ЖЙБМЛБНЙ.
фБЛ РТЙЧЩЛ ОБ ЧЙДХ ВЩФШ ЧЕЪДЕ,
ЪБ РТЕУФЙЦ РПУФПСООП Ч ПФЧЕФЕ,
ЮФП, ЪБЛТЩЧЫЙУШ РП НБМПК ОХЦДЕ,
ДЕТЦЙФ ИЕТ, ЛБЛ ВПЛБМ ОБ ВБОЛЕФЕ.
цЙЧЙ, РПЛХДБ ЦЙЧ. уТЕДЙ РПФПРБ,
ЛПФПТПНХ ЧПФ-ЧПФ ОБУФХРЙФ УТПЛ,
РПЧЕТШ — ОБЧЕТОСЛБ НЕМШЛОЕФ Й ЦПРБ,
ЛПФПТХА ОБРТБУОП ФЩ ВЕТЕЗ.
фБЛ МПЧЛП УФБМЙ РТЕУНЩЛБФШУС
УЕКЮБУ Ч ЮЙОПЧОЙЮШЙИ ЛТХЗБИ,
ЮФП НПЗХФ У МЕЗЛПУФША УНПТЛБФШУС
РПУТЕДУФЧПН РБМШГЕЧ ОБ ОПЗБИ.
еУФШ МАДЙ — РТЕЛТБУОЩ ЙИ МЙГБ
Й ХТПЧЕОШ НЩУМЙ ЧЩУПЛ,
ОП Ч ОЙИ ЧНЕУФП ЛТПЧЙ УФТХЙФУС
ЗПТСЮЙК ЦЕМХДПЮОЩК УПЛ.
дБМШЫЕ >>>
Источник
Спит женщина, луною освещаясь.
Спит женщина. В ней семя спит мое.
Уже, быть может, в сына превращаясь.
* * *
Еще в нас многое звериным
осталось в каждом, но великая
жестокость именно к любимым —
лишь человека данность дикая.
* * *
Я волоку телегу с бытом
без напряженья и нытья,
воспринимая быт омытым
высоким светом бытия.
* * *
Господь жесток. Зеленых неучей,
нас обращает в желтых он,
а стайку нежных тонких девочек —
в толпу сварливых грузных жен.
* * *
Когда в семейных шумных сварах
жена бывает неправа,
об этом позже в мемуарах
скорбит прозревшая вдова.
* * *
Если рвется глубокая связь,
боль разрыва врачуется солью.
Хорошо расставаться, смеясь —
над собой, над разлукой, над болью.
* * *
Если б не был Создатель наш связан
милосердием, словно веревкой,
Вечный Жид мог быть жутко наказан
сочетанием с Вечной Жидовкой.
* * *
Разве слышит ухо, видит глаз
этих переломов след и хруст?
Любящие нас ломают нас
круче и умелей, чем Прокруст.
* * *
Жалко бабу, когда, счастье губя,
добиваясь верховодства оплошно,
подминает мужика под себя,
и становится ей скучно и тошно.
* * *
Когда взахлеб, всерьез, не в шутку
гремят семейные баталии,
то грустно думать, что рассудку
тайком диктуют гениталии.
* * *
Хвалите, бабы, мужиков:
мужик за похвалу
достанет месяц с облаков
и пыль сметет в углу.
* * *
Где стройность наших женщин?
Годы тают, и стать у них совсем уже не та;
зато при каждом шаге исполняют
они роскошный танец живота.
* * *
Семья – театр, где не случайно
у всех народов и времен
вход облегченный чрезвычайно,
а выход сильно затруднен.
* * *
Закосневшие в семейственной привычке,
мы хотя воспламеняемся пока,
но уже похожи пылкостью на спички,
что горят лишь от чужого коробка.
* * *
Бойся друга, а не врага —
не враги нам ставят рога.
* * *
Наших женщин зря пугает слух
про мужских измен неотвратимость,
очень отвращает нас от шлюх
с ними говорить необходимость.
* * *
Амур хулиганит с мишенью
мужских неразумных сердец,
и стерва, зануда и шельма
всех раньше идут под венец.
* * *
Сегодня для счастливого супружества
у женщины должно быть много мужества.
* * *
А Байрон прав, заметив хмуро,
что мир обязан, как подарку,
тому, что некогда Лаура
не вышла замуж за Петрарку.
* * *
В идиллии всех любящих семей,
где клен не наглядится на рябину,
жена из женской слабости своей
увесистую делает дубину.
* * *
Для домашнего климата ровного
много значит уместное слово,
и от шепота ночью любовного
улучшается нрав домового.
* * *
Век за веком слепые промашки
совершает мужчина, не думая,
что внутри обаятельной пташки
может жить крокодильша угрюмая.
* * *
Разбуженный светом, ожившим в окне,
я вновь натянул одеяло;
я прерванный сон об измене жене
хотел досмотреть до финала.
* * *
Любым – державным и келейным
тиранствам чужд мой организм,
хотя весьма в быту семейном
полезным вижу деспотизм.
* * *
Вполне владеть своей женой
и управлять своим семейством —
куда труднее, чем страной,
хотя и мельче по злодействам.
* * *
Цветы. Негромкий гул людей.
Пустая ложь, что вечно с нами.
Тупой отзвон слепых гвоздей.
И тишина. И тьма. И пламя.
5
ЕСЛИ ЖИЗНЬ ИЗЛИШНЕ ДЕЛОВАЯ, ФУНКЦИЯ СЛАБЕЕТ ПОЛОВАЯ
* * *
Прожив уже почти полвека,
тьму перепробовав работ,
я убежден, что человека
достоин лишь любовный пот.
* * *
За то люблю я разгильдяев,
блаженных духом, как тюлень,
что нет меж ними негодяев
и делать пакости им лень.
* * *
Рассудок, не знававший безрассудства,
и ум, где шалопайство не с руки,
и разум, не отзывчивый для чувства, —
от мудрости безмерно далеки.
* * *
Лишь перед смертью человек
соображает, кончив путь,
что слишком короток наш век,
чтобы спешить куда-нибудь.
* * *
Запетыми в юности песнями,
другие не слыша никак,
живет до скончания пенсии
счастливый и бодрый мудак.
* * *
Поскольку жизнь, верша полет,
чуть воспарив, – опять в навозе,
всерьез разумен только тот,
кто не избыточно серьезен.
* * *
Наш разум лишь смехом полощется
от глупости, скверны и пакости,
а смеха лишенное общество
скудеет в клиническом пафосе.
* * *
Сегодня столь же, сколь вчера,
земля полна пиров и казней;
зло обаятельней добра,
и гибче, и разнообразней.
* * *
Весьма причудлив мир в конторах
от девяти и до шести;
бывают жопы, из которых
и ноги брезгуют расти.
* * *
У скряги прочные запоры,
у скряги темное окно,
у скряги вечные запоры —
он жаден даже на гавно.
* * *
Пути добра с путями зла
так перепутались веками,
что и чистейшие дела
творят грязнейшими руками.
* * *
Господь, лепя людей со скуки,
бывал порою скуповат,
и что частично вышли суки,
он сам отчасти виноват.
* * *
Время наше будет знаменито
тем, что сотворило страха ради
новый вариант гермафродита:
плотью – мужики, а духом – бляди.
* * *
Блажен, кто искренне не слышит
своей души смятенный стон:
исполнен сил и счастлив он,
с годами падая все выше.
* * *
Чуть получше, чуть похуже —
сыщется водица,
и не стоит пить из лужи —
плюнуть пригодится.
* * *
Не стану врагу я желать по вражде
ночей под тюремным замком,
но пусть он походит по малой нужде
то уксусом, то кипятком.
* * *
В кровати, хате и халате
покой находит обыватель.
А кто романтик, тот снует
и в шестеренки хер сует.
* * *
В искушениях всяких и разных
дух и плоть усмирять ни к чему;
ничего нет страшней для соблазна,
чем немедля поддаться ему.
* * *
С тихой грустью художник ропщет,
что при точно таком же харче
у коллеги не только толще,
но еще и гораздо ярче.
* * *
С хорошими людьми я был знаком;
покуда в Лету замертво не кану,
ни сукою теперь, ни мудаком
я им благодаря уже не стану.
* * *
Ко тьме и свету не причастен,
Источник
ЕСЛИ ЖИЗНЬ ИЗЛИШНЕ ДЕЛОВАЯ,
ФУНКЦИЯ СЛАБЕЕТ ПОЛОВАЯ
Сегодня столь же, сколь вчера,
земля полна пиров и казней;
зло обаятельней добра,
и гибче, и разнообразней.
Весьма причудлив мир в конторах
от девяти и до шести;
бывают жопы, из которых
и ноги брезгуют расти.
У скряги прочные запоры,
у скряги темное окно,
у скряги вечные запоры —
он жаден даже на говно.
Время наше будет знаменито
тем, что сотворило страха ради
новый вариант гермафродита:
плотью — мужики, а духом — бляди.
Не стану врагу я желать по вражде
ночей под тюремным замком,
но пусть он походит по малой нужде
то уксусом, то кипятком.
В кровати, хате и халате
покой находит обыватель.
А кто романтик, тот снует
и в шестеренки хер сует.
В искушениях всяких и разных
дух и плоть искушать ни к чему;
ничего нет страшней для соблазна,
чем немедля предаться ему.
В конторах служат сотни дур,
бранящих дом, плиту и тряпку;
у тех, кто служит чересчур,
перерастает матка — в папку.
Не суйся запевалой и горнистом,
но с бодростью и следуй и веди;
мужчина быть обязан оптимистом,
все лучшее имея впереди.
Человек без тугой и упрямой
самовольной повадки в решениях
постепенно становится дамой,
искушенной во всех отношениях.
Владыкой мира станет труд,
когда вино польет из пушек,
и разом в девственность впадут
пятнадцать тысяч потаскушек.
По ветвям! К бананам! Где успех!
И престиж! Еще один прыжок!
Сотни обезьян стремятся вверх,
и ужасен вид их голых жоп.
Гниенье основ — анекдота основа,
а в нем стало явно видней,
что в русской комедии много смешного,
но мало веселого в ней.
Чуждаясь и пиров, и женских спален,
и быта с его мусорными свалками,
настолько стал стерильно идеален,
что даже по нужде ходил фиалками.
Есть люди — прекрасны их лица,
и уровень мысли высок,
но в них вместо крови струится
горячий желудочный сок.
КТО ТОМИМ ДУХОВНОЙ ЖАЖДОЙ,
ТОТ НЕ ЖДИ ЛЮБВИ СОГРАЖДАН
По странам и векам несется конница,
которая крушит и подчиняет;
но двигатель истории — бессонница
у тех, кто познает и сочиняет.
Глядя, как играют дети,
можно быть вполне спокойным,
что вовек на белом свете
не пройдут раздор и войны.
Весомы и сильны среда и случай,
но главное — таинственные гены,
и как образованием ни мучай,
от бочек не родятся Диогены.
Когда сидишь в собраньях шумных,
язык пылает и горит;
но люди делятся на умных
и тех, кто много говорит.
Я повзрослел, когда открыл,
что можно плакать или злиться,
но всюду тьма то харь, то рыл,
а непохожих бьют по лицам.
Когда густеют грязь и мрак
и всюду крик: «Лови!»,
товарищ мой! Не будь дурак,
но смело им слыви.
Чтоб выжить и прожить на этом свете,
пока земля не свихнута с оси,
держи себя на тройственном запрете:
не бойся, не надейся, не проси.
Добро уныло и занудливо,
и постный вид, и ходит боком,
а зло обильно и причудливо,
со вкусом, запахом и соком.
Устройство мироздания жестоко
по прихоти божественной свободы:
убийствами поэтов и пророков
к их духу причащаются народы.
Есть люди: величава и чиста
их личность, когда немы их уста;
но только растворят они уста,
на ум приходят срамные места.
Властей пронзительное око
отнюдь на давит сферы нижние,
где все, что ярко и глубоко,
свирепо травят сами ближние.
Сквозь вековые непогоды
идет, вершит, берет свое —
дурак, явление природы,
загадка замыслов ее.
Всегда и всюду тот, кто странен,
кто не со всеми наравне,
нелеп и как бы чужестранен
в своей родимой стороне.
Если крепнет в нашей стае
климат страха и агрессии,
сразу глупость возрастает
в гомерической прогрессии.
Назад | Дальше
В оглавление
Источник
Из нас любой, пока не умер он,
себя слагает по частям
из интеллекта, секса, юмора
и отношения к властям.
Бывает — проснешься, как птица,
крылатой пружиной на взводе,
и хочется жить и трудиться;
но к завтраку это проходит.
Вчера я бежал запломбировать зуб
и смех меня брал на бегу:
всю жизнь я таскаю мой будущий труп
Когда я в Лету каплей кану,
и дух мой выпорхнет упруго,
мы с Богом выпьем по стакану
и, может быть, простим друг друга.
От желчи мир изнемогает,
планета печенью больна,
говно говном говно ругает,
не вылезая из говна.
Опасно жить в сияньи честности,
где от того, что честен ты,
все остальные в этой местности
выходят суки и скоты.
Совсем на жизнь я не в обиде,
ничуть свой жребий не кляну;
как все, в говне по шею сидя,
усердно делаю волну.
Мы варимся в странном компоте,
где лгут за глаза и в глаза,
где каждый в отдельности — против,
а вместе — решительно — за.
Есть люди (их ужасно много)
Чьи жизни отданы тому,
Чтоб обосрать идею Бога
Своим служением Ему.
Увы, от мерзости и мрази,
сочащей грязь исподтишка,
ни у природы нету мази,
ни у науки порошка.
С любым доброжелателен и прост,
ни хитростью не тронут, ни коварством,
я выжига, пройдоха и прохвост,
когда имею дело с государством.
В империях всегда хватало страху,
история в них кровью пишет главы,
но нет России равных по размаху
убийства своей гордости и славы.
Когда природе надоест
давиться ядом и обидой,
она заявит свой протест,
как это было с Атлантидой.
Блуд мировых переустройств
и бред слияния в экстазе –
имеют много общих свойств
со смерчем смыва в унитазе.
Мой разум честно сердцу служит,
всегда шепча, что повезло,
что всё могло намного хуже,
ещё херовей быть могло.
На всё происходящее гляжу
и думаю: огнем оно гори;
но слишком из себя не выхожу,
поскольку царство Божие — внутри.
Мне моя брезгливость дорога,
мной руководящая давно:
даже чтобы плюнуть во врага,
я не набираю в рот говно.
Как нелегко в один присест,
колеблясь, даже если прав,
свою судьбу — туманный текст —
прочесть, нигде не переврав.
Будущее — вкус не портит мне,
мне дрожать за будущее лень;
думать каждый день о чёрном дне —
значит делать чёрным каждый день.
Я не стыжусь, что ярый скептик
и на душе не свет, а тьма;
сомненье — лучший антисептик
от загнивания ума.
Когда грехи мои учтёт
архангел, ведающий этим,
он, без сомнения, сочтёт,
что я не зря пожил на свете.
Везде долги: мужской, супружеский,
гражданский, родственный и дружеский,
долг чести, совести, пера,
и кредиторов до хера.
Сегодня столь же, как вчера,
земля полна пиров и казней;
зло обаятельней добра,
и гибче, и разнообразней.
Надо жить наобум, напролом,
наугад и наощупь во мгле,
ибо нынче сидим за столом,
а назавтра лежим на столе.
На нас нисходит с высоты
от вида птичьего полета
то счастье сбывшейся мечты,
то капля жидкого помёта.
Мы все умрём. Надежды нет.
Но смерть потом прольет публично
на нашу жизнь обратный свет,
и большинство умрёт вторично.
Свечение души разнообразно,
незримо, ощутимо и пронзительно;
душевная отравленность — заразна,
душевное здоровье — заразительно.
У скряги прочные запоры,
у скряги тёмное окно,
у скряги вечные запоры —
он жаден даже на говно.
В советах нету благодати
и большей частью пользы нет,
и чем дурак мудаковатей,
тем он обильней на совет.
В жизненной коллизии любой
жалостью не суживая веки,
трудно, наблюдая за собой,
думать хорошо о человеке.
Смешно, как люто гонит нас
в толкучку гомона и пира
боязнь остаться лишний раз
в пустыне собственного мира.
В рекордно краткий срок моя страна
достигла без труда и принуждения
махрового цветения говна,
заложенного в каждом от рождения.
Когда тонет родина в крови,
когда стынут стоны на устах,
те, кто распинался ей в любви,
не спешат повиснуть на крестах.
Ища путей из круга бедствий,
не забывай, что никому
не обходилось без последствий
прикосновение к дерьму.
Непросто — думать о высоком,
паря душой в мирах межзвёздных,
когда вокруг под самым боком
сопят, грызут и портят воздух.
Мне жаль небосвод этот синий,
жаль землю и жизни осколки;
мне страшно, что сытые свиньи
страшней, чем голодные волки.
Царь-колокол безгласен, поломатый,
Царь-пушка не стреляет, мать ети;
и ясно, что евреи виноваты,
осталось только рукопись найти.
Россияне живут и ждут,
уловляя малейший знак,
понимая, что наебут,
но не зная, когда и как.
Каждый сам себе — глухие двери,
сам себе преступник и судья,
сам себе и Моцарт и Сальери,
сам себе и желудь и свинья.
Судьба способна очень быстро
перевернуть нам жизнь до дна,
но случай может высечь искру
лишь из того, в ком есть она.
В разумном созревающем юнце
всегда есть незаконченное что-то,
поскольку только в зрелом мудреце
поблескивает капля идиота.
Создатель дал нам две руки,
бутыль, чтоб руки зря не висли,
а также ум, чтоб мудаки
воображали им, что мыслят.
Строки вяжутся в стишок,
море лижет сушу,
дети какают в горшок,
а большие — в душу.
И мерзко, и гнусно, и подло,
и страх, что заразишься свинством,
а быдло сбивается в кодло
и счастливо скотским единством.
Надо очень увлекаться
нашим жизненным балетом,
чтоб не просто пресмыкаться,
но ещё порхать при этом.
Полна неграмотных учёных
и добросовестных предателей
страна счастливых заключенных
и удрученных надзирателей.
Давно пора, ебёна мать,
умом Россию понимать!
А может быть, извечный кнут,
повсюдный, тайный и площадный —
и породил российский бунт,
бессмысленный и беспощадный?
(род.07.07.1936)
Источник
