Йога от запоров и заболеваний кишечника

Восстановим хронику их «заклятой дружбы», предоставив читателям делать выводы.

Эпизод первый. Знакомство

1902 год. Троцкий бежит из ссылки и направляется в Лондон, на квартиру к Ленину. В своей автобиографии Лев Давидович так описал их первую встречу:

«Дверь мне открыла Надежда Константиновна, которую, надо думать, я своим стуком поднял с постели. Час был ранний, и всякий более привычный к культурному общежитию человек посидел бы спокойно на вокзале час-два, вместо того чтобы ни свет ни заря стучаться в чужие двери. … Ленин находился еще в постели, и на лице его приветливость сочеталась с законным недоумением»1.

Они гуляли по Лондону, устанавливая «эмоциональную связь»; о ней уже вдова Ленина писала Троцкому: «То отношение, которое сложилось у В. И. к вам тогда, когда вы приехали к нам в Лондон из Сибири, не изменилось у него до самой смерти»2.

Ленин стремился включить Троцкого в редколлегию газеты «Искра», и последний прекрасно понял причину: «Он хотел добиться стойкого большинства. По ряду важных вопросов редакция разбивалась на две тройки: стариков … и молодых … Ленин не сомневался, что в наиболее острых вопросах я буду с ним»3. Действительно, на II съезде РСДРП в 1903 году Троцкий настолько горячо поддерживал Ленина, что известный революционер Давид Рязанов окрестил его «ленинской дубинкой». Однако тогда же по вопросу о внутрипартийном устройстве Троцкий выступил против Ильича.

И отношения двух революционеров резко испортились.

Эпизод второй. Расхождение

В 1904 году Троцкий опубликовал брошюру «Наши политические задачи», в которой о Ленине говорилось в самых резких и оскорбительных выражениях: «неряшливый адвокат … наш генералиссимус…». Сравнивая оппонента с лидером Французской революции Робеспьером, вчерашний соратник обвинял «Максимилиана Ленина» в насаждении «казарменного режима» в партии4.

Вердикт последнего в письме к большевичке Елене Стасовой, написанном по его просьбе Крупской, не заставил себя долго ждать: «Наглое лганье, извращение фактов», но примечательно, что Ленин дал характеристику не столько Троцкому, сколько оппонентам из редакции «Искры» — «меньшинству», которое, по мнению Ленина, «так изолгалось, так фальшивит, что ничего жизненного создать будет неспособно»5.

Но это стало только началом непримиримой полемики вождей.

Период десятилетней эмиграции был отмечен вспышками настоящей — и очень эмоциональной — враждебности в отношениях лидера большевиков и нефракционного социал-демократа. Пик полемики пришелся на 1911-1913 годы, когда Ленин сделал ставку на построение независимой большевистской партии, а Троцкий, среди прочих, стремился объединить все революционные элементы социал-демократии. О степени раздражения Ленина можно судить по документу, озаглавленному «О краске стыда у Иудушки Троцкого». Незаконченная, объемом чуть более ста слов, эта рукопись появилась на свет в начале 1911 года и касалась фракционных распрей:

«Иудушка Троцкий распинался на пленуме против ликвидаторства и отзовизма. Клялся и божился, что он партиен. Получал субсидию. … И сей Иудушка бьет себя в грудь и кричит о своей партийности, уверяя, что он отнюдь перед впередовцами и ликвидаторами не пресмыкался. Такова краска стыда у Иудушки Троцкого»6.

Ленин заимствовал образ из хорошо известного современникам романа Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы». Иудушка — пример лицемерия и предательства. Но, скорее всего, Ленин оставил работу над рукописью, когда эмоции поутихли и пришло осознание, что его могут понять неправильно. Рукопись была напечатана в «Правде» только в 1932 году, когда, по верному наблюдению Троцкого, «Иудушка» многими понимался как «евангельский Иуда», а эмигрантский контекст «сердитой минуты» Ленина уже не считывался7.

В 1914 году Ленин публикует статью «О нарушении единства, прикрываемом криками о единстве», целиком посвященную критике Троцкого. Годом ранее Троцкий в письме Н.С. Чхеидзе называет Ленина «профессиональным эксплуататором всякой отсталости в русском рабочем движении» и склочником, «фабрикующим» «маргариновые8 разногласия». Вердикт безжалостен: «Здание ленинизма в настоящее время построено на лжи и фальсификации и несет в себе ядовитое начало собственного разложения»9.

Казалось бы, общность антивоенных позиций должна была сблизить непримиримых оппонентов в рамках Циммервальдского движения (по названию швейцарской деревни Циммервальд, где в 1915 году левые социалисты провели свою международную конференцию). Но и в этот период революционеры не сошлись во взглядах: Ленин обвинял Троцкого в «центризме», тот в частной переписке называл вождя большевиков «экстремистом». В доверительном письме Инессе Арманд 19 февраля 1917 года Владимир Ильич вновь дал волю эмоциям (чего стоит одно только обилие восклицательных знаков): «Сей мерзавец сразу снюхался с правым крылом «Нового мира» против левых циммервальдцев!! Так-то!! Вот так Троцкий!! Всегда равен себе = виляет, жульничает, позирует как левый, помогает правым, пока можно»10.

До Октябрьского переворота остается всего ничего — и, кажется, ничто и никогда не примирит яростных спорщиков.

Но происходит обратное. Эмигрантские фракционные противоречия мгновенно теряют актуальность на фоне разлома империи.

Эпизод третий. Союз

Троцкий и его единомышленники не сразу приняли решение присоединиться к большевикам. Но как только в июле 1917 года это случилось, вчерашние недруги стали союзниками. Одно из свидетельств тому Лев Троцкий оставил в «Моей жизни»:

«Поздно вечером, в ожидании открытия заседания съезда Советов, мы отдыхали с Лениным по соседству с залом заседаний, в пустой комнате, где не было ничего, кроме стульев. Кто-то постлал нам на полу одеяло, кто-то … достал нам подушки. Мы лежали рядом, тело и душа отходили, как слишком натянутая пружина. Это был заслуженный отдых. Спать мы не могли. Мы вполголоса беседовали. Ленин теперь только окончательно примирился с оттяжкой восстания. Его опасения рассеялись. В его голосе были ноты редкой задушевности»

Впоследствии Троцкий неоднократно цитировал характеристику, данную ему Лениным 1 ноября 1917 года, когда встал вопрос о невозможности коалиционного правительства с другими социалистами: «Не было лучшего большевика».

Однако более известен, в силу его символической значимости, другой документ. В июле 1919 года Ленин передал Троцкому чистый лист бумаги, внизу которого стояла приписка: «Товарищи! Зная строгий характер распоряжений тов. Троцкого, я настолько убежден, в абсолютной степени убежден, в правильности, целесообразности и необходимости для пользы дела даваемого тов. Троцким распоряжения, что поддерживаю это распоряжение всецело. В. Ульянов (Ленин)»12.

По сути, это был карт-бланш, высшая санкция на любые распоряжения, какую только можно было получить в Советской России. Конечно, Троцкий, власть которого мало в чем уступала ленинской, в такой бумаге не нуждался. Но это был символический жест в поддержку военного администратора и руководителя Красной армии, находившегося под огнем критики со стороны группы большевиков, включавших Сталина.

Вряд ли что-то может свидетельствовать лучше и о политической близости двух вождей, и об их доверительных человеческих отношениях.

Правда, в ходе «профсоюзной дискуссии» 1920-1921 годов Троцкий и Ленин вновь образовали конкурирующие фракции. Но уже в конце 1922 года, по косвенным данным, они создали политический «блок», направленный против набиравшего влияние Сталина. Болезнь Ленина не позволила «блоку» состояться на деле.

В так называемом «Завещании», написанном в конце 1922 года и уже после смерти Ленина в 1924 году зачитанном Крупской делегатам XIII партийного съезда, Ленин предельно откровенно охарактеризовал сильные и слабые стороны человека, с которым прошел и огонь, и воду, и медные трубы:

«Тов. Троцкий… отличается не только выдающимися способностями. Лично он, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК, но и чрезмерно хватающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела»13.

Переживший Ленина на шестнадцать лет Троцкий всю оставшуюся жизнь пытался доказать, что именно он был верным соратником Ильича.